Difference between revisions of "Памяти Луиджи Даллапикколы (Сешенс)"

From Luigi Dallapiccola
Jump to: navigation, search
 
Line 1: Line 1:
'''[[Роджер Сешенс]] — Памяти Луиджи Даллапикколы''' (англ. In memoriam Luigi Dallapiccola). Опубликовано в сборнике ''[[In ricordo di Luigi Dallapiccola (Suvini Zerboni, 1975)|In ricordo di Luigi Dallapiccola]], Numero speciale del "Notiziario" delle Edizione Suvini Zerboni, 1975'' (с. 42-43). Перевод с английского [[Ступин, Павел|Павла Ступина]] (2013).
+
'''[[Роджер Сешенс]] — Памяти Луиджи Даллапикколы''' (англ. In memoriam Luigi Dallapiccola). Опубликовано в сборнике ''[[In ricordo di Luigi Dallapiccola (Suvini Zerboni, 1975)|In ricordo di Luigi Dallapiccola]], Numero speciale del "Notiziario" delle Edizione Suvini Zerboni, 1975'' (с. 42-43). Перевод с английского Светланы Стекловой (2013).
  
 
== Роджер Сешенс — Памяти Луиджи Даллапикколы ==
 
== Роджер Сешенс — Памяти Луиджи Даллапикколы ==

Latest revision as of 17:34, 11 December 2015

Роджер Сешенс — Памяти Луиджи Даллапикколы (англ. In memoriam Luigi Dallapiccola). Опубликовано в сборнике In ricordo di Luigi Dallapiccola, Numero speciale del "Notiziario" delle Edizione Suvini Zerboni, 1975 (с. 42-43). Перевод с английского Светланы Стекловой (2013).

Роджер Сешенс — Памяти Луиджи Даллапикколы

Впервые я узнал о Луиджи Даллапикколе через Альфредо Казеллу в 1932 году. Я в то время жил в Риме и часто виделся с ним; он рассказывал о Даллапикколе как о молодом и очень одаренном композиторе, от которого можно многого ожидать.

Несколько месяцев спустя в качестве члена жюри МОСМ, которое отбирало работы для Амстердамского фестиваля, я почел за большую честь отдать свой голос за «Партиту» Луиджи, которая была исполнена на фестивале в 1934 году. Это было, как Луиджи напомнил мне много лет спустя, первым исполнением его музыки на международной сцене.

В 1951 году я вернулся в Европу после восемнадцати лет отсутствия. Я провел зиму во Флоренции, любимом своем городе, увидеть который снова я уже было отчаялся за военные годы. В вечер нашего прибытия мы с супругой встретились с нашим другом Леонардо Ольшки, который, я надеялся, знал, как связаться с Даллапикколой; он немедленно предложил позвонить ему, чтобы устроить нашу с ним встречу.

Звонок увенчался приглашением провести в доме Даллапикколы незабываемый вечер, положивший начало дружбе, которая значила для меня ничуть не меньше любой из самых дорогих сердцу встреч, на которые богатыми выдалась моя жизнь. Я проникся мгновенной и живой симпатией, которая по прошествии осени, зимы и весны развилась в глубокую привязанность и всевозрастающее восхищение личностью яркой, глубоко развитой и одаренной в высочайшей степени. Мы виделись часто; мы говорили о бесчисленных вещах: не только обо всем в музыке, но и о Италии, Европе и Америке, культуре и политике. Я всегда чувствовал, что находился в обществе выдающегося ума, глубоко человечного, щедрого и увлеченного человека и музыканта (musicien), чьи огромные таланты унаследовали все эти качества. В годы, последовавшие за нашей первой встречей, мои привязанность и восхищение постоянно росли, и, несмотря на то, что география и сложности наших с ним жизней сделали встречи менее частыми, я не прерывал связи с ним, с его музыкой во всей ее исключительной значимости, как для меня лично, так и прежде всего для музыки и культуры в мировом масштабе.

За ту первую зиму я, разумеется, успел узнать и полюбить музыку Луиджи: сначала «Узника», который с самого начала вызвал у меня глубокое восхищение и любовь; затем целый ряд других работ, ранних и поздних, которые едва ли стоит перечислять здесь. Но особенно сильно я люблю и восхищаюсь «Песнями освобождения», о которых он мне рассказывал еще в 1952 году, находясь в процессе работы над ними. Я был очень горд и счастлив удостоиться посвящения себе «Пяти песен»; также я питал глубокий интерес к «Улиссу» уже с начала 1960 года, когда он зачитал мне раннюю редакцию либретто. Получив печатную версию клавира, я с энтузиазмом отдался его чтению, за что, к сожалению, пока не был удостоен награды в виде возможности услышать исполнение оперы живьем, хотя одно время постановка планировалась в Нью-Йорке, но после двух лет ожиданий идея была оставлена. Я особенно дорожу последней партитурой, полученной от него за месяц до смерти, «Время разрушать — Время строить», которую я раз за разом читал и перечитывал, сначала с радостью, но позднее уже со скорбью. Я знаю и высоко ценю большую часть его сочинений, и буду продолжать это делать до конца своих дней.

Чувство личной потери переполняет, а урон, понесенный всем миром музыки, неизмерим. Его музыка остается и будет всегда оставаться живым утешением и источником щедрот для всех тех, кто действительно любит музыку в ее наивысшем проявлении.