Difference between revisions of "Воспоминание о Даллапикколе (Праусниц)"

Latest revision as of 17:33, 11 December 2015

Фредерик Праусниц — Воспоминание о Даллапикколе. Опубликовано в сборнике In ricordo di Luigi Dallapiccola, Numero speciale del "Notiziario" delle Edizione Suvini Zerboni, 1975 (с. 36-37). Перевод с английского Светланы Стекловой (2013).

Фредерик Праусниц — Воспоминание о Даллапикколе

Луиджи Даллапиккола был моим другом многие годы, и все мои воспоминания о нем остались яркими. Он был таким.

Он, вероятно, был самым полноценным европейцем, какого я когда-либо знал, тем, в ком совершенно непостижимым образом сохранялась непрерывность культурного наследия от «Одиссеи» Гомера до «Улисса» Джойса. Его «разговор о погоде» был всегда о поэтах, художниках и композиторах - семействе, чья родословная насчитывает уже три тысячи лет, и к чьим членам он естественно и непритязательно причислял и себя.

Хотя мои профессиональные контакты с ним были музыкальными, и я обычно встречался с ним во время подготовки к исполнению его работ, я неизменно обогащался, разделяя его обостренное восприятие во многих других сферах: картин Эль Греко, из собрания Национальной галереи в Вашингтоне, увиденных в сопоставлении с Тинторетто, висевшим в том же зале; роли света в восприятии египетской скульптуры в Бостонском музее изящных искусств; Гейне и Гете как полюсов немецкой лирики, во время прогулки после концерта в Риме; Моцарта и ди Лампедузы в смысле художественной морали: он видел связи везде, новые прозрения, каким-то образом умудряясь передавать другим, вроде меня, чувство, пусть и опосредованное, прикосновения к облачению Западной традиции, слегка поношенному.

Наверное, самым дорогим для меня воспоминанием о Даллапикколе, человеке и художнике, является финал, несколько драгоценных минут достаточно напряженного сеанса в лондонской студии звукозаписи. Я готов был уже взяться за последний «дубль» очень сложного места в одной из его работ. Загорелся красный свет «идет запись», но снова погас, поскольку миниатюрная фигура, увенчанная величественной главой, появилась из контрольной кабины, к моему неприкрытому отчаянию: оставалось так мало времени. Самозабвенно и неспешно он поднялся на подиум, взял у меня партитуру, просмотрел ее в оглушающей тишине нашего приостановленного последнего рывка и на самой сложной странице сделал любопытное круговое движение кистью руки с отставленным вбок большим пальцем. А затем улыбнулся: «Leggierissimo», - сказал он.