Difference between revisions of "Воспоминание о Даллапикколе (Пешко)"

From Luigi Dallapiccola
Jump to: navigation, search
 
Line 1: Line 1:
'''[[Пешко, Золтан|Золтан Пешко]] — Воспоминание о Даллапикколе'''. Опубликовано в сборнике ''In ricordo di Luigi Dallapiccola, Numero speciale del "Notiziario" delle Edizione Suvini Zerboni, 1975''. Перевод с итальянского Павла Ступина (2012).
+
'''[[Пешко, Золтан|Золтан Пешко]] — Воспоминание о Даллапикколе'''. Опубликовано в сборнике ''In ricordo di Luigi Dallapiccola, Numero speciale del "Notiziario" delle Edizione Suvini Zerboni, 1975''. Перевод с итальянского Светланы Стекловой (2012).
  
 
== Золтан Пешко — Воспоминание о Даллапикколе ==
 
== Золтан Пешко — Воспоминание о Даллапикколе ==

Latest revision as of 17:33, 11 December 2015

Золтан Пешко — Воспоминание о Даллапикколе. Опубликовано в сборнике In ricordo di Luigi Dallapiccola, Numero speciale del "Notiziario" delle Edizione Suvini Zerboni, 1975. Перевод с итальянского Светланы Стекловой (2012).

Золтан Пешко — Воспоминание о Даллапикколе

Я знал Луиджи Даллапикколу десять лет, а если быть точным, отдавая дань уважения точности, присущей ему, то до десятилетия не хватило двух месяцев. Эти годы были богаты на события, в жизни и искусстве, которые довелось пережить вместе. Он следил за моим путем с неподдельной и отеческой заботой, с самого начала до самого конца, и даже после: последнее письмо от него пришло, когда его уже больше не было.

Мне сложно воскрешать в памяти связанное с ним и изливать здесь душу, поэтому я ограничусь лишь несколькими строками, которые меня просили написать. Сложно, потому что каждая деталь кажется мне теперь исполненной особой значимости. И, кроме того, воспоминания о нем, связанные со мной лично, будучи, возможно, в числе самого важного, что случилось во всей моей жизни, лишь обострят боль от его ухода.

И это меня стихийно подводит к тому, чтобы говорить о его боли, одной из ключевых тем, объединивших нас в искусстве, о его «Улиссе». Думая о том, какая судьба была уготована ряду других шедевров нашего века, можно сказать, что эта работа добилась относительного успеха. Она хорошо исполнялась при его жизни, а если и не идеально, то, по крайней мере, все же достаточно хорошо, чтобы слушатель мог соприкоснуться с его музыкой.

Однако, если быть честным, нужно признать, что мало кто понял подлинную значимость этого сочинения. Я глубоко убежден в том, что «Улисс» не был должным образом оценен по причинам, не имеющим отношения к его музыкальному совершенству.

Мне было ясно, что он это понимал и сам, но поговорить с ним об этом откровенно так и не удалось. Было бы преувеличением говорить, что он был огорчен, скорее, просто удивлен. Как бы то ни было, в этой связи стоит отметить, что за последние семь лет своей жизни Даллапиккола написал очень мало, а в последние два с половиной года и вовсе всего несколько тактов.

Я очень надеялся на то, что «Улисс» все же еще при его жизни будет встречен настоящим пониманием, в котором ему было отказано в начале, но этому не суждено было сбыться, увы.

Сам не знаю, почему из тысячи воспоминаний о нем, я почувствовал необходимость написать именно об этом: может, оттого, что никогда не говорил с ним об этом напрямую. Возможно, это неосознанное желание продолжать наш диалог, не давая остаться ему прерванным и принципиально незавершенным.

На самом деле, ведь именно он указал мне на это через его веру в непрерывность человеческого духа, связующую «до» и «после» нашей с ним встречи. Однажды, когда я поблагодарил его за одну его любезность, он мне ответил:

«Ты не должен благодарить меня, потому что когда в 1930-е годы я поблагодарил Казеллу за то, что он способствовал публикации моих работ в сложнейшей для издательств ситуации, он мне ответил, что я не должен благодарить его, потому что, когда он поблагодарил Густава Малера за оказанную ему помощь, тот ответил, что он не должен благодарить его…»