О моих «Диалогах» для виолончели с оркестром

О моих «Диалогах» для виолончели с оркестром (ит. Sui miei «Dialoghi» per violoncello e orchestra) — текст Луиджи Даллапикколы, написанный в 1959-60 гг. Опубликован посмертно. Перевод с итальянского Светланы Стекловой (2012) по изданию “Parole e musica” (Il Saggiatore, 1980, с. 504-506).

Луиджи Даллапиккола — О моих «Диалогах» для виолончели с оркестром

1

Мне нравится слово «диалоги», слово, которое Джан Франческо Малипьеро выбрал в качестве названия восьми своих композиций последних лет.

Не то чтобы я смотрел как на «монологи» на существующие концерты для солиста с оркестром, однако сам факт называния этого сочинения «Диалогами» призван указать на то, что солист, хоть он и является главным героем, постоянно находится в разговоре (даже в «каденции») с музыкантами оркестра.

2

Я написал эту работу по большей части во время моего последнего пребывания в Нью-Йорке осенью и зимой прошлого [1959] года. Партитура была завершена после возвращения в Италию.

Сочинение, которое длится около 18 минут, состоит из пяти эпизодов, которые следуют друг за другом без остановок. Темп регулируется метрономными обозначениями в  соответствии с определенной внутренней логикой.

Можно сказать, что в общих чертах первая, третья и пятая части имеют созерцательный характер; в то время как вторая и четвертая – определенно динамичный.

В этом смысле «Диалоги» можно возвести в конструктивном отношении к «Концерту на Рождественскую ночь».

3

Упомянув «Концерт на Рождественскую ночь», чувствую себя обязанным сделать и другое замечание.

Как известно, в подавляющем большинстве моих сочинений задействован человеческий голос, будь то солист или хор (не говоря, разумеется, о сценических работах). Инструментальную музыку я пишу относительно мало. Однако в двух сочинениях, которые последовали за «Пятью песнями» для баритона и восьми инструментов, инструментальная музыка была включена как бы тайком. Так в «Концерте на Рождественскую ночь» на пять частей приходится три чисто инструментальных и только в двух задействуется сопрано соло; а в хоровом «Да упокоятся», также пятичастном, между тремя частями, в которых участвует хор, можно найти два чисто оркестровых интермеццо.

Когда Гаспар Касадо попросил меня написать для него сочинение, дав карт-бланш в выборе ее «жанра», я как раз закончил либретто для одной сценической работы [оперы «Улисс»], замысел которой вынашиваю давно. Перед тем, как посвятить долгие годы (насколько сроки здесь поддаются прогнозированию) его воплощению, я почувствовал, что будет полезным погрузиться на некоторое время в решение проблем инструментального характера.

4

«Диалоги» основываются на одной двенадцатитоновой серии. И точно так же, как в «Пяти песнях» и «Да упокоятся», на серии, чья вторая половина является ракоходом инверсии первой.

Не думаю, что здесь будет уместным вдаваться в подробности того, каким образом организована звуковая материя сочинения. Что может извлечь тот, кто впервые встречается с работой, из информации о том, что солист излагает серию по частям, в прямом и обратном движении, и что первая из этих частей, состоящая из пяти звуков, в «обратном движении» развертывается в темпе в два раза более подвижном?

Вспоминаю случай, когда несколько лет назад мне довелось присутствовать на одной мировой радиопремьере вместе с другом, великолепным пианистом [[[Скарпини, Пьетро|Пьетро Скарпини]]]. Эту мировую премьеру предварял формальный анализ сочинения, который длился ровно столь же (честное слово!) долго, как и само сочинение. Никогда не думал, что такое возможно. Как бы там ни было, не имея под рукой партитуры, уже через несколько минут начинаешь тонуть в потоке объяснений. Поэтому, если мои «Диалоги» в исполнении, за которое я должен благодарить Гаспара Касадо, Бруно Мадерну и достойный всяческого восхищения Кельнский оркестр, которому я издавно многим обязан, просто вызовет интерес, то всегда найдется время для тех, кто того захочет, углубиться в детали. Первое прослушивание может дать лишь общее впечатление о работе. Хорошо, плохо; несут ли эти слова еще смысл? Мне кажется, что сегодня, после первого прослушивания, единственное, что останется сказать, что сможет выразить единственно возможную реакцию, это «послушал бы эту музыку еще» или «не стал бы слушать ее снова».